ЯЗЫК И ЯЗЫКИ

Язык и языки (в лингвистическом смысле) — в значении речи человеческой. Это название применяется в русском Я. переносно, метафорически, причем главный, видимый орган произношения, язык, берется в значении процесса, в значении деятельности и всей совокупности речи. Подобным же образом речь человеческая названа и в разных других языках, т. е. у разных других племен и народов: по-гречески γλώσσα; по-латыни lingua; по-французски langue или langage; по-итальянски lingua или linguaggio, по-английски рядом с language также tongue; по-немецки рядом со Sprache также Zunge (например, deutsche Zunge); по-польски język; по-чешски jazyk; по-сербскохорватски и по-словински jezik; по-литовски рядом с kalba также liežuvis; по-латышски рядом с waloda также mehle (m ēle); по-эстонски keel; по-мадьярски nyelv и т. д. Очевидно, эти и им подобные названия могли явиться только в эпоху полного, так сказать, "человечества" Я., когда язык стал для человека главным орудием произношения. В первобытном состоянии человечества, когда произношение было локализовано глубже, преимущественно в гортани, подобное распространение названия "Я." на речь человеческую вообще вряд ли могло произойти. Ассоциация названия языка, как главного орудия произношения, с названием Я., как речи человеческой, сказывается до сих пор в таких, например, выражениях, как русские: "У него язык долог" (говорит лишнее), "Укороти язык!", "Язык без костей", "Язык без костей, мелет", "Язык — жернов: мелет что на него ни попало", "Мелет и жернов, и язык", "Язык у него ходуном ходит", "Вино развязывает язык", "Не давай воли языку во пиру, во беседе, а сердцу в гневе", "Язык до Киева доведет" (т. е. всего допросишься), но "и до кия" (т. е. до побоев), "Никто за язык не тянет" (нечего говорить, когда не спрашивают), "Язык остер" (насмешлив), "Чтоб тебе своим языком подавиться!", "Закусить язык", "Прикусить бы тебе язык!", "Подрезать язык" (унять лишнюю болтливость), "Злой язык" (клеветник), "От языка (т. е. от молвы) не уйдешь", "Языком что хочешь болтай, но рукам воли не давай", "Языком не расскажешь, так пальцами не растычешь", "Язык поит, и кормит, и спину порет", "Язык хлебом кормит и дело портит", "Язык мой враг мой: прежде ума глаголет", "Язык до добра не доведет", "Язычок введет в грешок", "Держи язык короче", "Держи язык на привязи" (или "на веревочке"), "Бог дал два уха, а один язык", "Языку каши дай", или "смочи язычок", или "накорми Я." (замолчи), "Ешь пирог с грибами, да держи Я. за зубами", "Мал Я., да всем телом (или всем миром) владеет", "Я. языку ответ дает, а голова смекает", "Одет просто, а на Я. речей со сто", "На Я. мед, а под языком лед" (параллельная этой санскритская пословица гласит: "мед на конце Я., а в сердце яд"). В связи с этим подлого льстеца и угодника зовут "лизуном" или еще хуже. Название "язычника" присваивается в этом смысле или наушнику, переносчику, сплетнику, или же злому Я. и тайному клеветнику; "язычничать" во многих русских говорах значит переносить, пересказывать, наушничать, сплетничать и обносить людей заглазно, ябедничать. "Я." значит также известие, сведение, донесение, уведомление, разведка, доноситель, провожатый и т. п. У военных "языком" называют пленника, от которого расспросами выведывают, что нужно, о положении и состоянии неприятеля. Отсюда "добыть, достать языка", "казаки в разъезд за языком пошли"; в старину употреблялись выражения "языки сказывали", "языка ловить" и т. п. На канцелярском Я. прежних времен называли "языком" обвинителя, обличителя перед судом, оговорщика на допросе, взятого и допрашиваемого для розыска дела. Отсюда предписание: "А на которых людей языки говорят с пыток, и тех людей, по язычным толкам, имати". С другой стороны "Я." может иметь значение адвоката, защитника, заступника. Отсюда, по религиозному мировоззрению известной ступени умственного развития, чем больше языков у огня или же у какого-либо другого посредника между людьми и божествами, тем действеннее будут молитвы и жертвы. Еще отвлеченнее, еще абстрактнее понимается "Я." в выражениях: "в свободном государстве необходимо, чтобы и Я. был свободен" (т. е. свободный голос, свобода слова); "в наше время, при современных международных и межчеловеческих отношениях, гонение какого бы то ни было Я. является вопиющей несправедливостью и безумием" и т. д. Как живая речь, "Я." отличает, с одной стороны, человека от человека (речь индивидуальная), племя от племени, народ от народа (Я. в строгом смысле), с другой стороны — человечество или род человеческий вообще (речь человеческая) от животных. Ассоциация представления языка или речи с представлением человечества, в противоположность животным, сказывается, между прочим, в следующем анекдоте. К одному "барину" пришло несколько "мужиков" и, не застав его дома, дожидались в передней, где помещалась клетка с попугаем. Мужики осматривали птицу с любопытством и делали разные замечания. Вдруг попугай закричал: "дурак!". Тогда мужики стали навытяжку и промолвили: "извините, ваше благородие, мы думали, что вы — птица". "Я." может означать племя, народ, нацию, даже землю, населенную однородным племенем, с одинаковой везде речью. В этом смысле говорится в Священном Писании: "Я. самарийский" (т. е. самаритяне), "рцыте во языцех (всем народам), яко Господь воцарися"; в летописях: "поганые половци съвокупиша весь язык свой на русьскую землю"; уже в XIX веке пошло в ход выражение: "нашествие дванадесяти языков на Русь" (1812 год). В новозаветном выражении: "Πάσα ή γλώσσα όμολογήσεται θώ θεψ" ("Omnis lingua conftebitur Deo", "всяк Я. Бога хвалит") сказывается первоначальная веротерпимость, уступившая затем римским и византийским национально-религиозным гонениям. Отражением церковных воззрений является применение термина "Я." к обозначению чужого народа, иноверцев, иноплеменников, как язычников, идолопоклонников. Отсюда слова "язычество", "языческий". В сохранившемся до сих пор выражении "притча в языцех" ("он сделался притчей во языцех" и т. п.) слово "во языцех" равнозначаще с выражением "между людьми", так что "Я." здесь почти то же, что человек. Некоторые русские, подвергшиеся особенно сильному церковному влиянию, стараются отличать с помощью различного ударения косвенных падежей "Я." в значении физиологического органа от "языка" в значении речи и связанных с ней идей племени, народа и т. д.: с одной стороны — языка, языки и т. п., с другой же — языка, языки и т. д. В смысле языка племенного или национального синонимами языка или же словами близкого значения являются: речь, живое слово, наречие, говор, диалект, идиома, молва и т. п.; к индивидуальному же языку имеют отношение дар слова, произношение, слог (стиль), способ выражаться, разговор, беседа и т. п. Сюда относятся поговорки вроде: "язык один и в будни, и в праздник" (постоянство индивидуального языка), "всякая птица от своего язычка погибает" (т. е. сама сказывается, сама себя выдает) и т. п. В письменности различают индивидуальный "язык" отдельных выдающихся писателей: язык Пушкина, язык Гоголя, язык Гете, язык Шекспира, язык Виктора Гюго, язык Манцони, язык Мицкевича и т. д. Точно так же "языку", понимаемому как индивидуальная или преходящая особенность, присваиваются разные определения: "Я. резкий", "дерзкий", "разнузданный", "неугомонный", "бледный", "пошлый", "банальный", "цветистый", "высокопарный", "возвышенный", "вдохновенный", "Я. сердца", "рассудка", "разума", "Я. ангельский", "Я. богов" и т. п. В переносном смысле говорится о "Я. цветов", о "Я. природы", в значении же более близком к человеческому Я. — о "Я. животных". Благодаря одухотворению природы и ассоциациям по сходству, находим "языки" в разных неодушевленных предметах, причем значение "Я. " как подвижного и продолговатого физиологического органа переплетается и сочетается со значением "Я." как слышимой речи. Сюда относятся выражения: "Я." или "язычок замка", "Я." или "язычок органа", "Я. кларнета, гобоя", "Я. в колоколе" (то, что в нем действует и производит звук) и т. п. (ср. поговорку: "Без Я. и колокол нем"). По правилам народной медицины некоторых местностей, когда у кого-либо отнимется Я., то обливают водой колокольный Я. и этой водой поят больного; это называется "добыть языка на колокольне" (ср. также выражения: "Я. пушек", "пушки или батареи замолчали" и т. п.). "Я." в самом обширном смысле этого слова обозначает переносно или метафорически всякие способы общения людей между собой, стало быть, всякую мимику и жесты (Я. пальцев и т. п.), письмо (Я. знаков и т. п.), звуки непроизвольные и рефлексивные, наконец, звуки языковые в строгом смысле, т. е. звуки-символы, ассоциированные со значением. Рядом с обыкновенным, ходячим пониманием языка, свойственным всем более или менее образованным людям, можно определять язык с различных научных точек зрения. Для физиолога говорение и язык вообще является функцией человеческого организма, функцией сложной и разлагаемой на несколько частных функций (функция мозга вместе с нервными разветвлениями, функция мускулов произношения, функция чувства слуха). Для антрополога, как естественника, язык является одним из признаков, отличающих род человеческий от целого ряда существ, сходным образом организованных. Наконец, для психолога язык представляет систематизированный, упорядоченный сборник представлений, следовательно, явление по существу своему исключительно психическое, хотя, с другой стороны, неоспорим тот факт, что только с помощью физических средств мы можем извещать друг друга о существовании в нас этих языковых представлений, ассоциированных с представлениями внеязыковыми. Язык может быть понимаем как способность говорить и как отличительная черта рода человеческого. Как способность, он сводится к способности ассоциировать (сочетать) внеязыковые представления (т. е. вообще представления значения) с представлениями известных движений собственного организма, действующих тем или иным способом на собственные и чужие чувства. К этому присоединяются: 1) способность оживлять путем иннервации и мобилизовать (приводить в движение) соответственные мускулы; 2) способность воспринимать впечатления и передавать их нервному и психическому центру (т. е. мозгу и центральной психике). При этом следует заметить, что далеко не у всех людей это будут впечатления слуховые и движения, производящие звук; так это бывает только у громадного большинства людей, т. е. у людей "нормальных" с этой точки зрения. У глухонемых мы встречаем другие движения и другие впечатления, ассоциируемые как с представлениями языковыми в строгом смысле, так и с представлениями внеязыковыми (т. е. с представлениями значения). Из того, что, с одной стороны, сущность языка состоит в ассоциации представлений внеязыковых с представлениями исключительно языковыми, а с другой стороны, язык может быть понимаем как способность говорить, явствует, что только при одностороннем и поверхностном взгляде на вещи можно считать язык "громким выражением мыслей" или же "выражением мыслей с помощью звуков". Не менее поверхностно считать язык, в особенности язык племенной и национальный, организмом в естественном смысле. Прежде всего, у языка нет пространственности и беспрерывности, этих неизбежных признаков всякого организма. Язык существует только в индивидуальных мозгах, только в душах, только в психике индивидов или особей, составляющих данное языковое общество. Язык племенной и национальный является чистой отвлеченностью, обобщающей конструкцией, созданной из целого ряда реально существующих индивидуальных языков. Такой племенной и национальный язык состоит из суммы ассоциаций языковых представлений с представлениями внеязыковыми — ассоциаций, свойственных индивидам и, в отвлеченном, абстрактном смысле, в виде среднего вывода, также народам и племенам. В области индивидуальных языков мы отмечаем факт, что каждому человеку свойственна речь особая, речь индивидуальная, как со стороны "внешней", звуковой, так и со стороны "внутренней", идейной. По одному голосу мы узнаем знакомых, хотя их еще не видим. Каждому человеку свойственна особая звуковая окраска, свойствен особый ритм произношения, равно как и особый способ выражаться, особый слог (стиль), как в устной речи, так и на письме. Конечно, языковые различия между двумя или даже несколькими лицами могут быть так незначительны, что почти совсем исчезают, и тогда весьма возможно обознаться и принять одно лицо за другое. Особенно часто подобное языковое сходство встречается между членами одной и той же семьи, при тождестве пола, т. е. между сестрами или между братьями, между матерью и дочерьми, между отцом и сыновьями. Мы признаем справедливость утверждения Вильгельма Гумбольдта, что "язык является творческим органом для мыслей" (die Sprache ist das bildende Organ der Gedanken), но только с оговорками можем принять другие утверждения того же мыслителя, как, например: "нет мыслей без языка; человеческое мышление становится возможным только благодаря языку" (es gibt keine Gedanken ohne Sprache, und das menschliche Denken wird erst durch die Sprache), или язык состоит в "постоянно повторяющейся деятельности духа, имеющей целью сделать голос выразителем мысли" (die Sprache ist die immer wiederholte Th ä tigkeit des Geistes, den Laut zum Ausdruck des Gedankens zu machen); ведь мышление возможно без языка, а, например, у глухонемых выразителем мысли никогда не может быть голос. Зато без всяких оговорок можно согласиться с мнением Гумбольдта, что каждый язык есть своеобразное мировоззрение (die Sprache ist eine Weltansicht). Это можно дополнить метафорическим определением, что язык в самом обширном смысле является универсальным рефлексом духа на раздражения и возбуждения со стороны мира. Во всяком случае, основа существования языка — объективно психическая, как и основа других проявлений, составляющих предмет исследования психологических наук (обычаи, нравы, обряды, законы, государство, религия, искусство, литература, наука и т. д.). Как сложное объективно психическое явление, язык состоит из многих групп разнородных представлений: 1) группы представлений фонационных, представлений физиологических движений; 2) группы представлений аудиционных, представлений акустических результатов (последствий) вышепоименованных физиологических движений, и 3) группы представлений исключительно церебрационных. Равным образом как условия жизни и беспрерывности языка, так и условия языковых изменений бывают или фонационные, или аудиционные, или же, наконец, центрально-церебрационные. Побуждением к изменениям является стремление к экономии или сбережению труда в трех названных направлениях: 1) в направлении центробежном, фонационном, исполнительном; 2) в направлении центростремительном, аудиционном и вообще перцепционном (воспринимательном) и 3) в самом церебрационном центре языка (см. Фонетика). Сообразно с этим, имеются троякого рода физиологические органы или снаряды языка: 1) моторные, двигательные, при действиях фонационных, центробежных; 2) сенсорные, чувствительные, при действиях аудиционных, перцепционных, страдательных, центростремительных; 3) центральные. Центральными являются оязыковленные части мозга, вместе с разветвлениями нервов в обоих направлениях — центробежном и центростремительном. Моторные и сенсорные органы, вместе взятые, составляют общую периферическую или "внешнюю" область языкового механизма, в противоположность категории органов исключительно центральных. Собственно говоря, все эти три области тесно связаны между собой, и только освещая их односторонне путем абстракции, мы различаем три конца этого сложного и запутанного механизма. Физиологическими органами 2-й и 3-й категории являются исключительно нервы, моторный же, центробежный снаряд состоит не только из нервов, но и из мускулов как исполнительных орудий. Новейшие исследования показали связь с речью не целого мозга, но только некоторых его частей. Так, например, мозговым центром для моторных, двигательных действий речи человеческой у значительного большинства людей (т. е. более или менее у всех праворуких) является третья левая лобная извилина; у левшей или леворуких ту же функцию исполняет соответственная извилина в правой половине мозга. Я. или речь составляет исключительную принадлежность рода человеческого. Тем не менее мы говорим также о языке животных, понимая под этим, во-первых, громкое выражение их чувств, затем, звуки рефлективные, издаваемые животными вследствие известных раздражений, и, наконец, известные звуки, служащие средством взаимного общения между животными того же вида. Но все эти языковые проявления животных не возвышаются над уровнем так называемых междометий и голосовых жестов человеческого Я. Являясь необходимым последствием известных движений, известных чувствований, известных "настроений", языковые звуки животных могут, затем, путем целого ряда впечатлений, перерождаться в соответствующие представления и, перейдя в психическую область, сочетаться (ассоциироваться) с внеязыковыми представлениями обуславливающих их явлений и субъективных состояний. Постоянное и неустранимое различие между языком людей и "языком" животных составляют, однако, следующие отличительные черты: 1) голоса животных неделимы, неразложимы, с начала до конца однородны, без переходов от одних звуков к другим. Так, например, голоса вроде быко-коровьего бу, телячьего, козьего, овечьего бэ, мэ, кошачьего мяу и т. д. являются собственно однородными голосами, которых никак нельзя разложить на отдельные звуки. 2) Голоса или звуки человеческого языка являются голосами членораздельными или артикулированными. Членораздельность или артикуляция состоит в переходе от одних положений фонационных органов к другим положениям, причем каждая точка произношения может биться особой психической жизнью и соединяться с элементами значения посредством особых ассоциаций. Членораздельное (артикулированное) произношение отдельных звуков в их взаимной связи, по отношению к свойственным им особенностям вроде долготы, напряжения и т. п., колеблется между известными минимумами и максимумами; этих пределов нельзя никак переступить, не лишая данный язык свойственных ему особенностей индивидуальной или же племенной принадлежности. Так, например, в русском произношении и в объективном о нем мышлении существует определенное различение между гласными и слогами ударяемыми, т. е. произносимыми с большей силой и вместе с тем удлиняемыми, и гласными и слогами ослабленными и вместе с тем сокращаемыми. При каком бы то ни было общем характере исполняемого в данный момент произношения (в громкой речи или же в тихой, в скороговорке или же в медленном произношении, в пении или же в простой речи и т. д.), ударяемые места произношения не могут превосходить известного максимума силы, напряжения и длительности, неударяемые же места не могут нисходить ниже известного минимума силы, напряжения и длительности. Точнее говоря: отношение между двумя единицами произношения может изменяться, но только в известных, строго определенных пределах. Артикулированные звуки и производящие их фонационные работы являются как будто строго определенными отрезками из линий, по своей идее бесконечно длинных. Я. племенной, на котором кто-либо говорит с детства и сохраняет его впоследствии как свой главный Я., носит название его родного, природного или отечественного Я. или же Я. материнского. Рядом с одноязычностью, свойственной преобладающему большинству членов различных племенно-языковых обществ, встречаются довольно часто двуязычность и даже многоязычность, именно когда два или более языков помещаются в одной и той же голове. Это обыкновенно имеет место: а) в странах и местностях с населением смешанным по отношению к языку или же на границе двух племен или языковых национальностей; б) под влиянием школы в самом обширном смысле этого слова; в) через постоянное общение с иноплеменниками и через обучение чужим языкам в более позднем возрасте. Не подлежит ни малейшему сомнению, что в одной и той же голове может происходить "мышление на нескольких языках", т. е. непосредственное сочетание (ассоциация) внеязыковых представлений с языковыми представлениями разных языков. Статистика народонаселения, не принимающая во внимание этого обстоятельства, ошибочна и лишена научного значения. В минимальных размерах можно говорить о многоязычности даже при индивидах, владеющих только одним племенным языком: ведь много лиц одноязычных может, смотря по желанию и обстоятельствам, настраивать себя на Я. будничный или на Я. праздничный, торжественный, на Я. поэзии или на Я. "прозы", на Я. чиновный (по прежнему "приказный"), официальный, или на Я. частной жизни и т. д. Один и тот же племенной или национальный Я. может играть роль Я. государственного, административного, церковного, школьного, книжного, ученого и т. п. Различаются Я. простонародный от Я. "облагороженного", возвышенного, Я. народный от Я. "образованного класса", от Я. "интеллигенции", Я. устный от Я. письменного, литературного и т. д. На почве одного и того же племенного Я. вырастают Я. известных ремесел, званий (например, Я. актеров) и общественных классов, Я. мужчин и женщин, Я. различных возрастов, Я. различных переходных положений (например, Я. солдатский, Я. каторжников и заключенных и т. п.). Существуют далее Я тайные или полутайные, так называемые "жаргоны": Я. студентов, Я. гимназистов, Я. странствующих торговцев (например, в России Я. офеней, Я. костромских шерстобитов и т. п.), Я. уличных мальчишек, Я. проституток, Я. хулиганов, Я. мошенников, воров и всякого рода преступников и т. п. Этого рода Я. известны в Англии под названием cant и slang, во Франции argot и langue verte, в Германии Gaunersprache, Kundensprache и т. д. (см. Воровской язык). Вообще следует отличать Я. живой речи, Я. только устный от Я. письменного, литературного, воспроизведение которого осложняется вследствие свойственных ему ассоциаций графически-фонетических или же идеографических (последнее, например, — в китайском литературном Я.). Особый класс в языковом мире составляют всевозможные Я., обусловленные языковыми уклонениями (ненормальностями) или недостатками самого разнообразного характера; их исследование составляет предмет так называемой языковой патологии. Наиболее крайним языковым уклонением является полная афазия (алялия, безъязычность, немота), самая же незначительная степень уклонений состоит в известных мелких погрешностях произношения, остающихся от периода детского Я., например у русских замена переднеязычного согласного r (р) заднеязычным его произношением, замена согласного твердого l (л) согласным u (у) и т. п. Причины языковых уклонений могут быть самые разнообразные: 1) механические препятствия — недостатки, неточности и несовершенства в устройстве фонационных органов (не только нервов, заправляющих движениями, и движущихся мускулов, но также неподвижных хрящей и костей). Отсутствие мягкого нёба или же отверстия в нем вызывают окраску всего произношения носовым резонансом и вместе с тем делают невозможным чистое произношение носовых звуков. Подобное же следствие вызывается наростами и новообразованиями в носовых полостях. Отсутствие губ связано с невозможностью точно исполнять движения, нужные для образования звуков губных; отсутствие языка делает невозможной почти всякую речь человеческую. Отсутствием или параличом голосовых связок гортани обуславливается отсутствие голоса. 2) Недостаточная иннервация или недостаточная мобилизация (приведение в движение) моторными нервами органов фонационных, хотя бы даже с внешней стороны совершенно неповрежденных, ведет за собой их бездействие и неподвижность. 3) Недостатки органа слуха связаны с полной или частичной глухотой, стало быть, с невозможностью принимать страдательное участие в обыкновенном языковом общении. Высшей степенью этого языкового уклонения является глухонемота. 4) Недостатки в физиологическом центре речи, недостатки в мозгу обуславливают большую или меньшую степень неспособности к речи или к владению языком: недостатки в моторном центре вызывают бездействие органов движения, недостатки в сенсорном центре — непонимание того, что говорят другие. Вообще языковые уклонения проявляются в трех направлениях, сообразно с тремя областями самой языковой деятельности: 1) в направлении фонации, 2) в направлении аудиции, 3) в направлении церебрации. К отдельным языковым уклонениям (уклонениям в произношении и др.) относятся заикание, запинание, шепелявость, картавость, косноязычие и т. п. Строго говоря, термин Я., в значении чего-то однородного и нераздельного, можно применять только к Я. индивидуальному. Однородный племенной Я. представляет фикцию, существуют только языковые территории, языковые области, языковые миры, сплошные или же прерываемые. В такой языковой области мы встречаем различные говоры или диалекты, точнее — области говоров или диалектические области, и, как реальные существа — индивидуальные языки. Рядом с этим во многих языковых областях выросли и развились Я. объединяющие, Я. "искусственные", Я. литературные, письменные, освященные обычаем и "невольным соглашением" всех членов данного языкового общества, Я., которым свойственны известные идеальные нормы, известные объединяющие предписания и правила. Неверно утверждение, что тот или другой "Я." делится на наречия, говоры (диалекты) и т. д. Не Я., а группа говоров делится на отдельные говоры; конечной, дальше уже неделимой единицей этого постепенного деления являются индивидуальные языки, как действительные реальные существа. Одним из говоров, на которые распадается известная языковая область или известная группа говоров, и к тому же говором особенно привилегированным и живущим в исключительных условиях, является язык литературный и общенациональный. Между языковыми индивидами и языковыми группами имеется беспрерывность и смежность (соседство) в двух направлениях: 1) в пространстве, как смежность пространственная, географическая, территориальная, связанная с языковым общением и взаимным влиянием; 2) во времени, как непрерывность и последовательность поколений, связанная с преданием (с традицией) и с влиянием предков на потомков и даже, наоборот, потомков на существующих еще предков. Рядом с языками "естественными" ("натуральными") стали появляться языки "искусственные" в строгом смысле этого слова, языки научно обдуманные и созданные (конструированные), или "философские" (основанные на логической классификации человеческих идей или понятий и на обозначении отдельных классов и подразделений этих идей соответственными символами), или же просто "международные" (составленные по образцу существующих языков, но со значительными упрощениями и по принципу соответствия мира звуковых символов миру ассоциированных с ними понятий и представлений). См. Всемирный язык. Сочетающимся между собой и различным образом ассоциированным группам языковых представлений свойственна прежде всего двоякая делимость: 1) делимость текущего языка, делимость слов, предложений и т. д., всегда непременно представляемых мыслью, но только иногда высказываемых. Это делимость по ассоциациям по смежности, точнее — по непосредственной последовательности во времени. Она может быть делимостью или с точки зрения фонетической, или же с точки зрения морфологической. Возьмем для примера русскую пословицу: На то щука в море, чтоб карась не дремал, и посмотрим на нее сначала как на произносимую и представляемую произносимой. С этой, т. е. с фонетической точки зрения, она распадается на фонетические фразы, из которых каждая объединяется свойственным ей синтаксическим акцентом: "на то щука в море" и "чтоб карась не дремал". Каждая из фонетических фраз делится на фонетические слова, состоящие из слогов, объединенных в одно целое одним лексическим акцентом (одним ударением) и объединяющим представлением фонетической организации цельного слова, как состоящего из слогов, т. е. представлением зависимости слогов, фонетически подчиненных, от слогов, фонетически господствующих: на т ó, щ ý ка , в м ó ре , чтоб кар á сь , не дрем á л. Каждое слово делится, с фонетической точки зрения, на слоги, т. е. представления группы фонационных, произносительных работ и обуславливаемых ими акустических результатов, по одной экспирации текущего из легких воздуха каждая: на-т ó, шч ý -ка и т. д. В каждом слоге выделяются в произношении отдельные звуки, в представлении же — соответствующие этим звукам объединенные фонетические представления или фонемы, как дальше неделимые фонетические единицы н — а, т — о, и т. д. Наконец, представляемыми и исполняемыми частями фонетических единиц, так сказать, фонетическими дробями следует признать, с одной стороны, отдельные работы органов произношения, производящие совместно данный звук (в мире фонации, во время исполнения), с другой стороны — представления этих работ (в мире психическом, церебрационном). Так, например, в состав объединенной группы физиологических работ, составляющей в общем фонему н (в слоге на), входят частные представления следующих работ: дрожания (вибрации) голосовых связок, раскрытия носа с помощью опущения мягкого нёба (нёбной занавески), удаления средней части языка от нёба ("твердость"), прижатия конца языка к верхним деснам или же к передней части твердого нёба и вообще закрытия полости рта краями языка, с последующим затем переднеязычным взрывом. Состав частных, дробных представлений, объединенных в общее представление фонемы т (в слоге то), почти таков же, как и при фонеме н, с тем только различием, что вместо представления музыкального дрожания голосовых связок гортани имеется здесь представление немузыкального раскрытия этих связок, а представление раскрытия носа заменено представлением его закрытия с помощью поднятия мягкого нёба и его прижатия к задней внутренней стенке зева. Слитное представление фонемы а (в слоге на) разлагается на частные представления: музыкального дрожания голосовых связок, закрытия носа и известной формы полости рта, как резонатора, в связи с представлением известной иннервации в задней части языка и незначительного ее поднятия к нёбу. В слитном представлении фонемы о (в слоге то) к этому присоединяется представление особой иннервации губ и их округленности. Эти частные фонетические представления распадаются на представления мускульных движений, представления иннервации и внутреннего (мускульного) чувства и представления слуховых впечатлений. С точки зрения морфологической, текущая речь делится на другие составные части, до дальше неделимой единицы включительно. Это деление невозможно без вспомогательных операций ассоциации по сходству. Вышеприведенная фраза распадается с этой точки зрения, прежде всего, на две сложные синтаксические единицы, т. е. на два предложения: на то щука в море и чтоб карась не дремал. Каждая из этих сложных синтаксических единиц распадается на простые синтаксические единицы, т. е. на отдельные уже не фонетические, но семасиологически-морфологические слова, выделяемые из случайной связи благодаря тому, что они попадаются в других сочетаниях. Таковы слова: на то, щука, в море, чтоб... не дремал, карась. С помощью такой же ассоциации по сходству разлагаем слова на их морфологические части или морфемы (см. Языкознание), повторяющиеся также в других сочетаниях. Слово на то разлагается на морфемы на-т-о, слово щука — на щук-а, в море — на в-морь-э, чтоб-не дремал — на ч-т-о-б-не-дрем-а-л, слово же карась с морфологической точки зрения дальше неразложимо. Взаимная связь между морфемами бывает разных степеней. Одни из них так тесно связаны друг с другом, что почти незаметно их психическое сочленение (ч-т-о); связь других прозрачнее, но все-таки они имеют значение только в соединении с другими (-о в т-о, -а в щук-а, -э в морь-э). Иные господствуют над остальными своей выразительностью как знаменательные корни, оживленные семасиологическими ассоциациями (щук-, морь-, карась-, дрем-). Из незнаменательных некоторые все-таки ясно и самостоятельно ассоциированы с представлениями известных определенных отношений, причем одни из них занимают всегда определенное место, или перед другими морфемами, или же после них (на-, в-, не-), другие же произвольно отделяемы и переносимы (-б или -бы в если б я сделал или если я сделал бы). Морфемы являются крайними, дальше неделимыми морфологическими единицами, хотя, с другой стороны, их отдельные части, так сказать, их морфологические дроби могут проявлять особую психофонетическую ассоциацию. Так, например, в морфологической единице щук- такой самостоятельной психической группой обладает последняя фонема, входящая в ее состав, т. е. согласная фонема к, являющаяся в двух психофонетических видоизменениях: с представлением несреднеязычности или "твердости" этой фонемы ассоциируется представление сочетания с известными окончаниями, свойственными одной группе так называемых падежей (например, щука), с представлением же среднеязычности или "мягкости" этой фонемы ассоциируется представление сочетания с другими окончаниями, свойственными другой группе падежей (например, щуки). Другую категорию делимости языковых представлений составляет делимость групп представлений, сохраняемых в психическом или церебрационном центре, сообразно с ассоциациями или сочетаниями по сходствам и различиям. Это — группировка языковых представлений в одном только церебрационном центре, без ее осуществления в фонации и аудиции, как в периферических и промежуточных процессах языкового общения. Сюда относятся объективно-психическое различение частей речи, объективно-психическое различение содержания и формы, т. е. различение корней и слов вербально-субстантивных (глагольно-существительных) и корней и слов формальных (корней и слов отношения), объективно-психическое различение в Я. разных проявлений качественного и количественного мышления, объективно-психическое различение элементов морфологического и семасиологического, объективно-психическая группировка синтаксических, морфологических, семасиологических и фонетических единиц Я. по их характеристическим признакам, обуславливающим их более или менее тесное родство и сходство и т. д. В Я. или речи человеческой отражаются различные мировоззрения и настроения как отдельных индивидов, так и целых групп человеческих. Поэтому мы вправе считать Я. особым знанием, т. е. мы вправе принять третье знание, знание языковое, рядом с двумя другими — со знанием интуитивным, созерцательным, непосредственным, и знанием научным, теоретическим. В каждом Я. мы можем выделять и определять наслоения и пережитки различных мировоззрений, или следовавших друг за другом в порядке хронологическом, или же отражающих собой различные стороны явлений природы и общественной жизни (наслоения религиозные, метафизические, общественные, юридические, естественноисторические и т. д.). В тесной связи с мышлением Я. может воздействовать на него или ускоряюще, или замедляюще — или усиливающим, или же подавляющим образом. Некоторые звуковые образования отражают физические отношения всего мира или же социальные (общественные) отношения человечества. Сюда принадлежат, прежде всего, так называемые падежи (casus) имен, из которых одни обозначают отношения пространственные и, путем метафоры, также врем